Памятник А.В. Колчаку в культурологической требухе транспираторов, вымарывающих историю «внесистемной оппозиции» народовластия

В развитие постов:
http://svdrokov.blogspot.com/2012/03/2011-2012.html
http://svdrokov.blogspot.com/2012/03/2011-2012_29.html

«Адм. Колчак: Я был Верховным Правителем в Омске Российского Правительства, – его называли Всероссийским, но я лично этого термина не употреблял». (Берлин, 1923. С. 185)
«Колчак. Я был Верховным Правителем Российского Правительства в Омске, – его называли Всероссийским, но я лично этого термина не употреблял». (Ленинград, 1925. С. 3)

В болтающемся публичном обсуждении Интернета «Открытом письме министру культуры РФ В.Р. Мединскому» имеется фраза: «…А.В. Колчак формально был расстрелян без суда постановлением внесудебного и сомнительного по правовому статусу и легитимности даже при советской власти органа – Иркутского военно-революционного комитета…»

Транспираторы и симулякры истории Гражданской войны в Сибири превзошли все ожидания, всенародно поставив под сомнение «правовой статус и легитимность даже при советской власти органа – Иркутского военно-революционного комитета»! А знают ли они историю, не написанную мемуаристами?.. Что пытаются скрыть лабудой с памятником, по облику напоминающего поэта М.Ю. Лермонтова?..

ХХ хххххх 1919 Совнарком и ВЦИК, в обращении к рабочим, крестьянам и всем трудящимся Сибири, заявили: «1. Бывший царский адмирал Колчак, самозвано наименовавший себя «Верховным правителем», и его «Совет министров», объявляются вне закона. Все ставленники и агенты Колчака и находящегося в Сибири союзнического командования подлежат немедленному аресту».

В хххххх 1919, учрежденному ВЦИК и Совнаркомом, Сибревкому была делегирована часть руководящих функций в отношении местных сибирских органов власти. А также предоставлено право вносить изменения и дополнения в декреты, постановления и распоряжения высших органов советской власти, диктуемых «сибирской спецификой», что де-юре позволяет говорить об автономности сибиряков от руководящих партийных директив Москвы. Член ЦК РКП(б) Л.Б. Каменев на втором заседании IX съезда РКП(б) ХХ хххх 1920 говорил: «Здесь говорили, что забивают партийную мысль на местах. Спросите т. Смирнова (Иван Никитович, председатель Сибревкома, член ЦК РКП(б) – С.Д.) убивал ли ЦК мысль тех товарищей, которые являлись фактическими хозяевами Сибири. Их было три. Спросите их: убивал ли ЦК их мысли? Он не сошел с ума, чтобы поступать с ними так; он давал общие директивы, общую линию тем людям, которым он доверял, и сносился с ними раз или два в неделю по прямому проводу».

Независимо от обласканного грамотой Верховного правителя Всесибирского союза земств и городов (Сибземгора), с ХХ по ХХ ххххххх 1919 в Иркутске состоялось совещание представителей Томского, Енисейского, Иркутского, Приморского, Якутского и Пермского губернских, областных и семи уездных земств, пришедшее к общему заключению: «Правительство адмирала Колчака, как и правительство Ленина и Троцкого, явились в результате вооруженного захвата власти группой безответственных политических деятелей. И то и другое правительства оправдывали такой захват интересами своей страны, но если большевики открыто ставили своей целью создание диктатуры пролетариата как средства завоевания экономической и политической самостоятельности и трудящегося класса, то Омское правительство, прибегая к вооруженному захвату власти и говоря об интересах всех классов населения, стремилось в действительности лишь к защите интересов состоятельной части его.

И здесь и там захват власти привел к созданию диктатуры, несовместимой с принципами народовластия, и в силу этого и здесь и там велась и ведется железная борьба с широкими слоями трудового населения и органами народного представительства».

Исходя из данной оценки, «земцы» выдвинули перед органами местного самоуправления следующие задачи: во-первых, объединение с демократическими организациями и партиями, стоящими на позициях защиты народовластия и созыва Земского собора, во-вторых, восстановление экономического благосостояния Сибири. Политику Омского правительства совещание охарактеризовало «диктатурой правобольшевистской атамановщины», подавившей не только свободную деятельность демократических организаций, но и самостоятельность гражданской власти.

Таким образом, земство, местное и городское самоуправления, на которые по привычке смотрели как на органы исключительно «хозяйственно-прикладного порядка» (улучшение и развитие: народного образования, медицинского и санитарного дела, финансового положения, торговли, промышленности, сельского хозяйства, кредита, юридической помощи населению и т.п.) приобрели общественно-политическое значение на законодательном уровне, способным наметить государственно-территориальное строительство вне зависимости от двух диктатур.

«Переворот в декабре подготовлялся в течение нескольких месяцев. – Отмечал товарищ Иркутского городского головы А.Я. Гончаров. – Главными его организаторами были краевые комитеты партий с[оциал]-д[емократов] и с[оциалистов]-р[еволюционеров], последние вели агитацию в войсках и рабочей среде. Видную роль в организации общественного мнения против колчаковского правительства сыграла Иркутская городская дума, которая своим постановлением от ХХ хххххх 1919 г. поставила все точки над «и», выразив недоверие власти Колчака, бандита, как его называли ораторы, выступавшие на этом заседании».

«В целях координирования действий решено было организовать «Политический центр», в составе представителей: партий с[оциалистов]-р[еволюционеров] и с[оциал]-д[емократов], трудового объединения крестьянства и земского пол[итического] бюро. – Писал Ходукин. – Была попытка привлечь к работе тт. коммунистов, но они, узнав, что в составе центра имеются земцы (ярые реакционеры, по их мнению), войти отказались. Как вел подготовительную работу центр, известно: работа велась среди войск, рабочих, трудовой интеллигенции; завязаны были сношения с западом и востоком; в самой армии Колчака находились наши агенты из солдат и командного состава. Одновременно велись переговоры с чехами на предмет установления дружественного нейтралитета. Работа дала хорошие результаты – переворот был совершен».

ХХ хххххх 1920 в Иркутске был подписан акт о мирной передачи власти Политцентром (действовавшим во исполнение постановления Временного Сибирского Совета народного управления, принятого днем раньше) Военно-революционному комитету (ВРК) РКП(б). Центр констатировал, что передал «всю полноту принадлежащей ему государственной власти на всей территории, освобожденной от власти реакции» под гарантии: «а) беспрепятственного пропуска чехословацких войск на восток в оружием в руках, при условии полного их невмешательства в русские дела и передачи народно-революционному комитету золотого запаса, находящегося ныне под охраной чеховойск; б) полной личной неприкосновенности демократии, боровшейся против власти Колчака».

«Временным положением о Чрезвычайной следственной комиссии при Иркутском Военно-революционном комитете» выделялись две неразрывные друг от друга задачи по расследованиям: «1) По делам б[ывших] Верховного правителя, Совета министров и ответственных представителей центральных ведомств, павшей 4-5 января с.г. власти, 2) По политическим делам особой важности как об агентах той же власти, так и о других лицах, возбуждаемым самостоятельно Чрезвычайной следственной комиссией…»

Из документа следует, что «большевистская» следственная комиссия Иркутского Ревкома не выделяла в особое судопроизводство следственное дело на А.В. Колчака, а рассматривала его неотъемлемой частью своих двух основных задач. И хотя «Временное положение» не датировано, можно предположить, что его принятие состоялось после приказа ВРК от ХХ ххххххх № Х, когда спустя всего лишь пять суток «на территории, освобожденной от власти реакции», вдруг, объявилось военное положение, т.к. оговаривались судебные функции комиссии, действовавшей в период «контрреволюционного вооруженного восстания».

ХХ ххххххх было принято исключительной важности постановление, где подследственным «по делу самозванного и мятежного правительства Колчака и их вдохновителей» впервые предъявлялись конкретные обвинения «на основании ряда данных, как то свидетельских показаний, документов, имеющихся в распоряжении следственной комиссии и официальных актов, опубликованных […] павшей властью»: «1) а. – в захвате власти вопреки воли народа и в ведении гражданской войны в целях восстановления дореволюционного режима,

б. – в фактическом установлении на территории павшей власти дореволюционного режима, с доведением наихудших проявлений его до небывалых пределов, в частности, – 1) в упразднении всех политических и социальных завоеваний революции, в особенности по отношению к рабочему классу и беднейшему крестьянству; 2) в расхищении прямыми и косвенными путями народного достояния, 3) в создании целой системы организованных грабежей, вооруженных разбоев и всякого рода насилия над населением, разгромов и выжигания целых сел и деревень; 4) в организации одиночных и групповых убийств политических противников и массового истребления населения».

ХХ хххххх официально сообщалось о разработанном плане по допросу Колчака и то, что по первым пяти вопросам он был уже допрошен. Публично обещано – фиксируемый двумя стенографистками окончательный текст допроса будет помещен в печати. Ни в одном из 12-ти вопросов плана ведения допросов даже не упоминалось о «расстрелах коммунистов». Лишь 10-й пункт перечислял интересуемые комиссию аспекты «деятельности Верховного правителя».

ХХ хххххх постановлением ВРК Чрезвычайная следственная комиссия лишилась судебных функций и, более того, обсуждался вопрос о ликвидации комитета. Необходимость последнего отстоял Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов, принявший специальное решение: «…ввиду запутанных условий политического положения в связи с надвигающимися бандами Каппеля, а также угрозы со стороны семеновских банд, существование Военно-революционного комитета признать необходимым».

На заседаниях Совета развернулась дискуссия о целесообразности Военно-революционного трибунала (ВРТ) в качестве судебного органа. Малочисленная оппозиция левых социалистов-революционеров автономистов и меньшевиков (в лице бывших членов Политцентра И.Г. Гольдберга и А.Т. Самохина указывала на противоречие – карательные санкции прописываются без предварительно утвержденного закона.

Все вопросы снял Чудновский: «Наглецы и гады контрреволюции, – заявил он, – начали заявлять о своем существовании. Чувствуя безнаказанность за свои подлые поступки, – они становятся решительными и подрывают основы рабоче-крестьянской власти. Должен существовать орган, который в корне пресекал бы поползновения представителей и вдохновителей контрреволюции».

Февраль 1920 был обилен на события, отразившиеся на всей дальнейшей деятельности комиссии: постановлением Иркутского ВРК от Х ххххх за № ХХ она наделялась судебными функциями с правом применения смертной казни «на период контрреволюционного вооруженного восстания». Оговаривалась безконфирмационность исполнения приговоров. В тот же день постановлением № ХХ образован ВРТ при Ревкоме. В объяснение причин его создания выдвигались исключительные условия «фронтовой полосы в борьбе с реакцией» и отсутствие «нормальных советских учреждений». В ведение трибунала перешли дела об общеуголовных, воинских и политических преступлениях.

До принятия этих постановлений губернская конференция РКП(б) утвердила резолюцию об отношении к смертной казни. В ней отмечалось: «В условиях социальной революции, при ожесточенной борьбе двух борющихся внутри общества классов, – пролетариата и буржуазии, – позволительны все методы и способы, обессиливающие врага и дающие возможность завершить начатое дело ликвидации старого буржуазного правопорядка… Теперь, когда: 1) советской власти угрожает враг, как с востока, так и с запада, 2) контрреволюционные элементы в пределах г. Иркутска организуются для борьбы с советской властью, – коммунистическая организация предлагает власти беспощадно карать врагов советской власти включительно до смертной казни».

Резолюция как нельзя лучше очертила три главных направления в последующей активизации местных большевиков за упрочение своих политических позиций. Первое – «ликвидация старого буржуазного порядка». Не следует забывать, что сторонники Земского собора, или та самая «демократия, боровшаяся против власти Колчака», продолжали пользоваться доверием населения, а некоторые ее представители (например, И.Г. Гольдберг) протестовали против введения смертной казни, требуя разработки законов.

Постановление № ХХ позволило местным большевикам силовым приемом скинуть своих бывших союзников, конечным результатом чего явилось упразднение Исполкомом Х ххххххх Иркутского губернского земства. По распоряжению комиссара советского управления, вся власть была передана Исполкому Иркутского уездного Совета. Комиссию же по ликвидации земства не случайно возглавил комиссар внутренних дел. Местная печать, отметив это событие, само постановление об упразднении не опубликовала. Второе направление – борьба с врагом «как с востока, так и с запада».

Трудами отечественных историков написана эпопея героического противостояния революционных дружин Иркутска против наступавших каппелевцев и семеновцев. Благодаря воспоминаниям участников событий, создавалось впечатление – именно в те студеные февральские критические переломные дни решалось быть или не быть власти Советов. Но если отбросить излишнюю патетику и обратиться к первоисточникам, то вырисовывается довольно странная картина. По докладу начальника обороны города члена ВРТ Ревкома от ХХ хххххххх: пятитысячному гарнизону Иркутска, 1-му Иркутскому казачьему, 2-му конному, 1-му кавалерийскому и 2-му Забайкальскому полкам, ожидавших с запада подхода частей Восточно-Сибирской Красной армии, угрожали «мелкие разведки», «мелкие разъезды», «обозы», «мелкие части» растянувшейся «колонны каппелевцев». И вся «борьба с врагом» ограничилась тремя сутками, по истечению которых, ХХ хххххх осадное положение в Иркутске снято приказом № ХХ.

Третье направление – борьба с «контрреволюционными элементами в пределах города», обозначалась иркутскими большевиками, основываясь на «таинственных передвижениях по городу… предметов боевого снаряжения» и разбросанным портретам Верховного правителя. Однако сам секретарь губернской рабоче-крестьянской инспекции милиции, оценивая политическое состояние губернии, признавал, что отдельные царские офицеры, осевшие с таежных Балаганском и Нижнеудинском уездах и поддерживавшие связь с Иркутском, ввиду малочисленности, «никаких активных выступлений с оружием в руках не предпринимали, а старались завязывать связь с кулацкими элементами деревни, через которых проникали в широкую крестьянскую массу будируя их против советской власти».

Следовательно, чрезвычайной ситуации, требовавшей немедленно расстрела Колчака и Пепеляева на Х хххххх 1920 не существовало, как бы потом «литературно» не оправдывались Ширямов, Бурсак и Чудновский. А оправдываться им действительно приходилось. ХХ ххххххх (в день, когда в городе было снято военное положение) в Иркутск прибыл представитель советской России (фамилия не установлена), вместе с двенадцатью уполномоченными от центральной власти. Все они остались весьма недовольными скоропалительной казнью адмирала без санкции Москвы.

Судебного процесса ожидали и сами арестованные. Х хххххх с заявлением в адрес ЧСК обратился В.Н. Пепеляев. «Настоящим, совершенно сознательно, исключительно по своей инициативе и раз навсегда заявляю, что лично я не желаю своего освобождения. – Писал он в одиночной камере. – Судьба послала мне тяжкое испытание в виде суда над моей деятельностью. Пусть это будет суд людей неодинаковых со мной взглядов, суд, пределы компетенции которого мне неизвестны, я решил его никак не избегать».

Впрочем, дальнейшая судьба адмирала для местных большевиков предрешилась и без намечавшегося суда. Х хххххх С.Г. Чудновский представил в Ревком список на 18 человек, подлежащих немедленному расстрелу. Что же касалось персонально Александра Васильевича, то еще в хххххх 1919 г. Совнарком по радио объявил о назначенной премии в $7 млн. за его убийство. Активная переписка зампредседателя РВС республики Э.М. Склянского с членом РВС 5-й Красной армии И.Н. Смирновым, в конечном счете, решила печальную участь русского адмирала.