То, что стало наименоваться «внесистемной оппозицией» имеет свою успешную историю. Успех предопределил разгром «колчаковщины», а более верный ее исторический термин «правобольшевистская атамановщина». Вспомним?
В вопросе изучения окончательного этапа борьбы с режимом Омского правительства и предшествовавших ему событий неоценимое значение имеют архивные документы-первоисточники, которые по своей содержательной динамике и структуре охватывают определенный период исторического времени.
На правах российского историка, впервые введшим в научный оборот документы «Следственного дела по обвинению Колчака Александра Васильевича и других» (по молодости и «неумному» патриотизму, отказавшегося от настойчивого приглашения завершить исследование в стенах Толидского университета штата Огайо), напомню свои выводы, раскрывающими историю успешной «внесистемной оппозиции» народовластия. …
Объявляя грамотой от 16 сентября 1919 созыв Госземского совещания Омское правительство (отметив борьбу двух принципов в управлении: делового, внепартийного и узкопартийного, социал-революционного) не учитывало общественных интересов. Независимо от обласканного грамотой Верховного правителя Всесибирского союза земств и городов (Сибземгора), с 11 по 22 октября 1919 в Иркутске состоялось совещание представителей Томского, Енисейского, Иркутского, Приморского, Якутского и Пермского губернских, областных и семи уездных земств, пришедшее к общему заключению:
«Правительство адмирала Колчака, как и правительство Ленина и Троцкого, явились в результате вооруженного захвата власти группой безответственных политических деятелей. И то и другое правительства оправдывали такой захват интересами своей страны, но если большевики открыто ставили своей целью создание диктатуры пролетариата как средства завоевания экономической и политической самостоятельности трудящегося класса, то Омское правительство, прибегая к вооруженному захвату власти, и говоря об интересах всех классов населения, стремилось в действительности лишь к защите интересов состоятельной части его.
И здесь и там захват власти привел к созданию диктатуры, несовместимой с принципами народовластия, и в силу этого и здесь и там велась и ведется железная борьба с широкими слоями трудового населения и органами народного представительства».
Исходя из данной оценки, земцы выдвинули перед органами местного самоуправления следующие задачи: во-первых, объединение с демократическими организациями и партиями, стоящими на позициях защиты народовластия и созыва Земского собора, во-вторых, восстановление экономического благосостояния Сибири. Политику Омского правительства совещание охарактеризовало «диктатурой правобольшевистской атамановщины», подавившей не только свободную деятельность демократических организаций, но и самостоятельность гражданской власти.
Среди организационных решений, принятых на совещании, – созыв 2-го Всесибирского съезда земств и городов; кооптирование ряда деятелей (с совещательным голосом) в главком Сибземгора; перенесение Сибземгора в г. Иркутск; организация в Иркутске Всесибирского банка земского и городского кредита. Наиболее важным являлся проект создания земско-краевых объединений.
«В целях согласования и объединения общественно-политической и хозяйственно-экономической деятельности земств и городов» намечались: Дальневосточное объединение – из земств Приморского, Амурского, Сахалинского и Камчатского; Средне-Сибирское – из Забайкальского, Иркутского, Якутского, Енисейского, Томского и Алтайского; Западно-Сибирское – из Акмолинского, Тобольского, Семипалатинского, Семиреченского, Тургайского и Пермского.
Таким образом, земство, местное и городское самоуправления, на которые по привычке смотрели как на органы исключительно «хозяйственно-прикладного порядка» (улучшение и развитие: народного образования, медицинского и санитарного дела, финансового положения, торговли, промышленности, сельского хозяйства, кредита, юридической помощи населению и т.п.) приобрели общественно-политическое значение на законодательном уровне, способным наметить государственно-территориальное строительство вне зависимости от двух диктатур.
Последующая тактика эсеро-меньшевиков предоставляет возможность сформулировать первый вывод об организационных предпосылках становления окончательного этапа борьбы с реакционным режимом «правобольшевистской атамановщины».
Объединенные силы сибирской демократии, значительная часть которых к концу 1919 порвала связи с ЦК своих партий (первые – перешли на позиции большевиков, вторые – считали возможным, на ограниченных условиях, сотрудничество с центральной советской властью), «поглотив» «земскую политическую мысль», из разряда городского самоуправления перешли на более высокий земско-краевой уровень.
Не случайно, квалифицируя появление земско-эсеро-меньшевистской оппозиции к Омскому правительству как «игру», а программу Политического центра – как «повторение задов, возвращение к уже пройденному этапу эсеровских правительств», первые историки Гражданской войны в Сибири старательно обходили стороной ноябрьские и декабрьские 1919 события в Иркутске.
А ведь именно они послужили поводом для меткого высказывания члена Омского правительства Г.К. Гинса: «Эсеры, как кроты, взрывают почву, подготовляя ее для революционной вспашки, но сеять и пожинать им не суждено».
Ответ на этот вопрос имеет также ключевое значение для понимания политической обстановки, приведшей не только к победе над «правобольшевистской атамановщиной», но и последующей стратегии местных коммунистов по выдавливанию основы альтернативного процесса трансформации института власти. О сорвавшейся альтернативе рассказывал А.Н. Алексеевский, когда давал показания о декабрьских переговорах с делегацией Совета министров Верховного правителя в декабре 1919:
«Совет министров должен был далее передать всю полноту государственной власти на территории Сибири, не занятой большевиками, или Политическому центру или Иркутской губернской земской управе как государственному установлению, которой по закону первого Временного правительства принадлежит не только руководство хозяйственной жизнью губернии, но и управление ею; земство должно было в дальнейшем образовать государственную власть».
Компромиссное соглашение местных иркутских коммунистов с земско-эсеро-меньшевистской оппозицией было тактическим ходом, рассчитанным на последующую подмену «бело-зеленых» лозунгов «красными» при помощи Красной Армии. Так же как и Омское правительство, издавшее 8 ноября 1919 указ о выборах Государственного земского совещания, они не могли не признать необходимости создания органа предпарламентского типа в условиях отсутствия регулярных частей Красной Армии. Поэтому и согласились присутствовать на завязавшихся в Иркутске переговорах между земским политическим бюро, краевыми организациями социал-демократов и социалистов-революционеров, увенчавшихся созданием Политического центра.
При этом выдвинутые в ноябрьской декларации Политцентра задачи («1. Прекращение состояния войны с советской Россией, 2. Борьба с внутренней реакцией, нашедшей свое наиболее яркое выражение в «атамановщине» и поддерживаемой империалистической Японией, 3. Установление договорных отношений с революционными государствами в целях совместной самозащиты от мировой реакции») базировались на признании местной власти формой совместного правления.
Наиболее сложным вопросом в изучении декабрьских событий является позиция местных коммунистов. Прерывая в конце ноября 1919 переговоры с Политическим центром под предлогом необходимости согласования действий с Красной Армией, а также отсутствия вооруженных сил у центра, они создали впечатление о сильно развитом «красном» партизанском движении, захватившим всю территорию вдоль Транссибирской магистрали, и достаточной вооруженности Иркутского губкома РКП(б).
О новом историческом исследовании см.:
http://svdrokov.blogspot.com/2011/12/blog-post_766.html
Признание политического положения в Сибири, при котором «к августу 1918 г. советская власть уже не существовала в Сибири», повторится в 1920, когда будет подчеркиваться «особая нужда» в «опытных работниках, которые могли бы встать во главе учреждений. Из России их приехало всего несколько десятков. Местных также было чрезвычайно мало».
Оценка уровня политической активности руководителей деревенских бунтов, для которых «большевизм представлял собой стихийный и бессознательный протест против всяких норм неравенства, а вовсе не непременно против неравенства экономического». Вследствие этого становится очевидным, что социальная психология зажиточных крестьян-староселов, «живших патриархальным укладом, очень религиозных и в высшей степени преданных идее царской власти, а с нею и властям законным», в хлебных районах Алтайской, Семипалатинской губерний, Тасеевском районе Енисейской губ. и Минусинском крае как признанной «основе» партизанского движения ничего общего с лозунгом диктатуры пролетариата не имела.
Кроме того, прежде чем определять «цвет» повстанцев и партизан (поднявших в конце 1919 оружие против «правобольшевистской атамановщины») следует выявить их общий «знаменатель». «Лабораторией», где осуществилось «знакомство» большевиков с эсеро-меньшевиками, было земское движение.
Избранные на основе всеобщего избирательного права, посредством выборных исполнительных органов, земства прочно укрепились и предоставили удобную почву для консолидации сил антиомских общественных настроений, в том числе и партизанских отрядов. При этом общее стремление руководителей партизанских отрядов облекалось в прозрачную форму, нашедшую более чем неопределенный призыв по совместным действиям с частями армии Омского правительства.
«Красные уже разбрасывают прокламации, призывающие наших солдат окончить войну, перебив своих офицеров и выдав красным адмирала Колчака. В свою очередь, обещая перебить своих комиссаров и выдать нашим солдатам Ленина и Троцкого», – докладывал командующий конной группой войск генерала Волкова.
(Окончание следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий