http://svdrokov.blogspot.com/2012/03/2011-2012.html
Что же заставило Политический центр, при посредничестве союзников, в условиях разложения правительственных войск (с переходом их частей на сторону повстанцев), согласиться вернуться к столу переговоров с Советом министров, который не в состоянии был контролировать внутренние городские военные части, арестовавшие в ночь с 24 на 25 декабря 1919 около 60 человек (из которых 31 будут забиты колотушками по голове и спущены под винт парохода на Байкале сычевскими бандитами)?
Решающим стремлением Политического центра к возобновлению переговоров с кадетами являлось желание упредить повторение Иркутского «недоворота» в Черемхово, где эсеровский сценарий был переписан местным комитетом РКП(б) во главе с Е. Бердниковой, поддержанной шахтерами, промышлявшими в 1-ом Иркутском кавалерийском дивизионе анархистов Н.А. Каландаришвили.
Поэтому одновременно с разъяснительной работой по поводу заинтересованности разделенного на две части пролетариата Сибири («одна здесь, по эту сторону семеновского фронта, а другая там, в царстве Семенова») в конструировании демократической власти, недостаточности аргументов у сторонников непременного воплощения в жизнь советской власти, опасности союзнического вмешательства (особенно японского), – руководство центра 11 января 1920 выслало мирную делегацию навстречу Красной Армии.
Полагаю, что томские переговоры в общей концепции Гражданской войны в Сибири должны рассматриваться в следующих аспектах. Первый – признание центральной советской властью разгрома «правобольшевистской атамановщины» за земско-эсеро-меньшевистским Политическим центром. Второй – отказ центральной советской власти от дальнейшего продвижения частей Красной Армии вглубь Сибири с возложением на «Восточно-Сибирскую государственность» обязательств «очистить в порядке дипломатических переговоров Кругобайкальскую и Амурскую железные дороги от иностранных войсковых частей».
Третий – воплощение в реальность идеи образования «государства-буфера несоветского типа», сформулированной в конце октября 1919 «земской политической мыслью», благодаря прежде всего стремлению центра, подкрепленному согласием Москвы. Четвертый – возникновение разногласия между центральной и местной сибирской советской властями по вопросу о буфере, а значит о Дальневосточной государственности.
Будучи осведомленными о предварительном Томском соглашении, иркутские большевики стремились упредить нежелательную для них ленинскую соглашательскую установку по образованию «Восточно-Сибирской государственности». Не дожидаясь официальных инструкций Москвы или Томска, поздно вечером, 20 января 1920, они созвали объединенное заседание ЦК сибирских организаций РКП(б), Иркутского губернского комитета РКП(б), центрального штаба рабоче-крестьянских дружин, бюро сибирских групп левых социалистов-революционеров (автономистов).
Исходя из того, что «советская власть есть[...] единственная Всероссийская власть», «власть Политического центра превратилась в одно из проявлений[...] интервенции», «Политический центр, лишенный поддержки низов, не желающих идти под лозунгом Учредительного собрания, не способен к решительной борьбе с реакцией как с востока так и с запада, в виде семеновских и каппелевских банд», заседание предложило Политцентру передать власть ВРК до созыва Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Показателен факт – в подписанном 22 января акте местные коммунисты согласились с формулировкой – власть передавалась ВРК на «всей территории, освобожденной от реакции». «Оскорбленная» самодеятельностью Москва настолько «обижается», что даже не удосужилась поздравить рабоче-крестьянские массы Иркутска со знаменательным событием. Не найдем поздравлений и от Ленина.
Иркутяне намеренно «раздували» опасность как с востока, так и с запада», вплоть до введения в городе осадного положения. Борьба же с «семеновскими и каппелевскими бандами» ограничилась тремя сутками силами местных вооруженных частей. Но этого было достаточно для постоянных призывов к помощи Красной армии.
«Таинственные передвижения по городу[...] предметов боевого снаряжения» и разбросанные портреты Верховного правителя послужили предлогом для ВРК физически ликвидировать третий пункт Томского предварительного соглашения расстрелом А.В. Колчака и В.Н. Пепеляева. Для окончательного искоренения идеи земско-краевого объединения или «Восточно-Сибирской государственности», упразднились ВССНУ и Иркутские губернское земство, городская дума и управа.
Совещанием 20 января 1920 коммунистам удалось выполнить намеченную ими задачу – исключить Иркутскую губернию из последовавшего затем довольно странного процесса, затеянного Москвой. Ознакомившись с запиской секретаря ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинского с предложением сообщить председателю Сибревкома Смирнову резолюцию ЦК РСДРП от 22 января «О перевороте в Восточной Сибири» и о создании «революционными организациями временного органа революционной власти с социалистической платформой – Восточно-Сибирского государства», Ленин написал на ней резолюцию: «Согласен» (правда, не ясно, с чем).
Исходя из резолюции Ленина на данном документе уместно поставить под сомнение его персональные «заслуги» в разработке стратегического плана – создания на Дальнем Востоке буферного государства, являвшегося составной частью советской России. В провозглашенную 6 апреля 1920 Дальневосточную республику, как и намечалось октябрьским 1919 иркутским совещанием земцев, вошли: Амурское, Приморское, Сахалинское, Камчатское (с добавлением из планировавшегося Средне-Сибирского земско-краевого объединения), Забайкальское земства.
Преувеличена и другая заслуга Ленина – при помощи государства-буфера восстановить мир на Дальнем Востоке, не допуская войны с Японией. Обозначенная им на IX съезде РКП(б) «всемирная социальная революция» к концу 1920 получала неожиданный ракурс по социально-экономическому развитию территорий Дальневосточной республики.
Ленин сформулировал практическую задачу коммунистической политики – «сеять вражду», «стравливая друг с другом» первую из трех «ближайших противоположностей» – Японию и Америку на «большой территории Крайнего Востока и Северо-Востока Сибири» – «неизвестно кому принадлежащей Камчатки». Решение же задачи рассматривалось через проект подготовленного А.И. Рыковым договора о 60-летней «экономической утилизации».
Таким образом, материалы «Следственного дела» в аналитическом сопоставлении с опубликованными исследованиями по истории Гражданской войны и периодической печатью первых лет советской власти позволяют обозначить несколько иные ракурсы в ее изучении, чем прежде.
Во-первых, разложение режима Омского правительства, потеря им внутренней социальной базы произошли вследствие изменения общественного мнения, жаждущего избавиться от двух диктатур: «правобольшевистской», именуемой «колчаковщиной» и большевистской. Во-вторых, укрепление общественного института, сформированного интеллектуальной, культурной, университетской элитой крупных сибирских городов, земскими деятелями, небольшевистскими партиями и движениями, способствовало стремлению широких масс защитить себя не только от тех, кто стремился к власти ради власти, но и тех, кто не в силах, по тем или иным причинам, защищать и развивать общественную самодеятельность.
В-третьих, в процессе «поглощения» «земской политической мысли» о необходимости свержения власти Колчака местные партии преследовали специфические цели: социалисты-революционеры и социалисты-демократы считали, что «вооруженное восстание в данный момент – авантюра», а коммунисты, в ожидании частей Красной армии, отказывались сотрудничать с «ярыми реакционерами – земцами».
В-четвертых, земско-краевое объединение, пересаженное в «лоно» социалистических партий, было выгодно центральной советской власти из-за переноса вооруженного удара Красной армии против «белополяков» и Деникина, бесконтрольного использования природных богатств и технического парка Сибири, временной отсрочки дальнейших перспектив «освоения» территорий, что затем выразилось в проектируемой «экономической утилизации».
Комментариев нет:
Отправить комментарий